Не знаю, не знаю... Я ее в нашем буфете покупала Скорее всего, не простая, если после нее такие мысли полезли

Катя, вот только про морг не надо...

Слушайте, так ведь булка то с маком была!   Вот вам и логическое объяснение. При "правильном" приготовлении, получится неплохой галлюциноген. 

Долой булок с маком!

Говорю же одни проблемы от этих булок. 

Правильно и сделал. Ибо нефиг всякую бяку в рот тянуть...

Жалко булочек!   Бедные булочкиии   вкусные

Юмор Как проводили допросы в 1990-х. Если вас поймают - никогда не сдавайтесь!
(Из книги Д.Черкасова "Шансон для братвы")

– Ну, и что вы меня вызвали, в воскресенье-то? – лениво спросил Огнев.
– Мне протокол допроса снять надо, – Султанов заправил лист в печатную машинку.
– Надо так надо... Курить можно?
– Да, пожалуйста, – сам Султанов не курил. – У меня тут к вам несколько вопросов, Дмитрий Семенович.
– Ради Бога, Иса Мухтарович, задавайте. Чем могу, так сказать, тем и отвечу... С паспортных данных начнем или как?
– Нет, я уже все это вписал... Вот у меня первый вопрос – вы в армии служили?
– Ну, служил, – улыбнулся Огнев.
– У меня сведения есть, что в спецназе.
– Откуда, интересно? Я вроде вам этого не говорил...
– Милиции многое известно, – значительно сказал Султанов.
– Ну и выясняйте дальше... Официально пошлите запрос в Министерство обороны, там вам и ответят, – снова улыбнулся Огнев.
– Это я уже сделал.
– И что? Не удовлетворены?
– Я обязан составить протокол допроса, – начал злиться Султанов, – и прошу вас отвечать.
– Да кто ж против? Всегда с радостью.
– Так вы подтверждаете?
– Что?
– То, что в спецназе служили...
– Конечно, от недремлющего ока следствия разве что скроешь.
– Хорошо, а где именно вы служили?
– Допуск покажите.
– Какой допуск? – растерялся Султанов.
– Прямоугольничек такой, бумажный, с полосочкой красной, буковки там черные должны быть. Я прочитаю, и поговорим...
– А что, это обязательно?
– А вы не знали? Армия, знаете ли, кому попало информацию не выдает.
– Я не кто попало, а следователь, – в голосе Султанова явно слышалось раздражение.
– Для армии вы – именно кто попало, – наставительно сказал Огнев, – им что следователь, что дворник – все едино. Не понимают они тонкостей души гражданских лиц...
– У меня на столе уголовное дело в возбужденном состоянии, – сказал Султанов, – и если вы свидетель, то обязаны отвечать на вопросы...
– Не вижу...
– Что не видите? – не понял Султанов.
– Дела в возбужденном состоянии.
– Вот оно, – Султанов указал на лежащую папку.
– Оно в спокойном состоянии, – совершенно серьезно сказал Огнев, – было бы в возбужденном – стояло бы на столе вертикально и бросалось бы на входящих в кабинет женщин
Султанов на несколько секунд потерял дар речи.
– Да вы не переживайте, Иса Мухтарович, я ни на что не намекаю. Скучно просто так сидеть.
– Вы думаете, Дмитрий Семенович, что мне доставляет удовольствие снова всем этим заниматься?
– Это ваша работа. А если без удовольствия трудитесь, то это никуда не годится.
– Хорошо, оставим эту тему. Вернемся к вашей службе в армии.
– Я уже все сказал.
– Но служили-то вы где? На территории России?
– Тогда СССР был...
– Да, СССР. Так на его территории?
– Конечно. А где же еще? Тогда весь мир был зоной интересов Союза. Как по радио говорили – "Мы не позволим натовской военщине вмешиваться во внутренние дела Советского Союза во всех уголках земного шара!". И я полностью с этим согласен, – Огнев достал зажигалку и прикурил. – Можете дословно записать.
– Я просто запишу – на территории страны.
– Не забудьте указать какой, а то потом еще обвинение предъявите, типа, в американской армии служил, гад, – Огнев методично "добывал огня".
– Расшифровывать не будете, какие части?
– Не-а. Пусть вам "гарны хлопцы" из ФСБ расшифровывают, это их прерогатива, они страсть как любят на такие вопросы отвечать... Обратитесь в управление по военному округу, сформулируйте конкретику. Обещаю, что передачки в СИЗО на Захарьевской лично носить буду...
– Не ерничайте! Если информация о вашей службе в армии является закрытой, так и скажите...
– Я вам об этом уже час твержу...
– Я записал. Контузии или ранения были?
– Опять двадцать пять! Кто ж вас надоумил-то? Воробейчик все успокоиться не может?
– При чем тут Иван Борисович?
– Как при чем? Он же ваш начальник.
– Он надзирающая инстанция, зампрокурора...
– Вот пусть тогда своим прямым делом займется. Он вещи мои нашел?
– Это моя задача, в рамках дела...
– Тогда вы мне ответьте.
– Я разберусь и отвечу.
– Вы уже год разобраться не можете. Вместо того чтобы этот вопрос решить, все какие-то проблемы придумываете.
– Я веду объективное расследование.
– Ага, лучше бы бывшего терпилу нашли...
Это был удар в поддых.
Экс-потерпевший действительно сбежал, его хотели лицезреть не только Султанов, но и в прокуратуре Петроградского района, где на него было заведено дело. Султанов хорохорился, но было понятно, что он просто поддерживает имидж независимого следователя – без допроса другой стороны что-либо сделать Огневу он не мог. Дмитрий это знал и бесконечно требовал очных ставок со своим обидчиком. В прокуратуре, где коммерсант, начавший все это, был под подозрением в совершении у Огнева вымогательства и ряда других, не менее тяжких с точки зрения закона, действий, очень ждали результатов расследования Султанова. Хотя прокурорский следователь, Светлана Владимировна Полякова, женщина широкой натуры в смысле объема бедер, тянула резину, придумывала отговорки, в общем, вела себя обычно для стражей порядка, Огнев не унывал, раз в неделю писал заявления в оба района, исключительно на имя прокуроров, делая ксерокопии и рассылая их в обязательном порядке и в прокуратуру города, и в Генеральную в Москву, и в Министерство внутренних дел.
Такая форма "бумажной войны" приводила к тому, что раз в месяц кто-нибудь из должностных лиц получал выговор и день-два работал нормально. Огнев был педантичен, времени у него было навалом, и уголовные дела представляли для него уже больше научно-исследовательский интерес. Тему изысканий пытливого "ученого" можно было обозначить так – "достижение максимального уровня идиотизма для оправдания собственного нежелания или неспособности работать на примере отдельно взятых разнополых представителей органов правопорядка". Материал был накоплен на солидную диссертацию, содержал массу перлов милицейско-прокурорской мысли и занимал почетное место на рабочем столе Дмитрия. Ввязавшись с ним в переписку, доблестные служители Фемиды совершили фатальную ошибку – уровень бюрократизма у Огнева соответствовал чиновнику из произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.
– Это не имеет отношения к сегодняшнему допросу, – Султанов нахмурился. – Я записываю, что ранений и контузий не было...
– Записывайте, записывайте. Вы прям как руководитель шахматной секции в Васюках – у меня все ходы записаны!
– Вы не Остап Бендер!
– Это да. Я, скорее, гробовщик Безенчук. – Разговор становился абсолютно ненормальным, Султанов дошел почти до точки кипения и злобно задал следующий вопрос:
– У вас сотрясения мозга были, когда вы боксом занимались?
– А с чего вы взяли, что я занимался боксом? – удивился Огнев.
– У меня так написано! Вот, пожалуйста, в протоколе допроса от шестого июня...
– А-а! Узнаю корявый почерк придурка Яичко! Это я в тот день из камеры выходил, мне по фигу было, что подписывать. Я ж обвиняемым был, за свои слова вообще никакой ответственности не нес. Да и не читал, если честно.
– Почему это не несли?
– По закону. Вы УПК откройте и посмотрите.
– Вы могли не подписывать или дописать свои возражения...
– Кому другому расскажите! Я в камере оставаться не хотел, а если бы не подписал – до сих пор в "Крестах" бы сидел. И так половину документов ваш Яичко из дела вытащил, когда вам передавал на доследование...
– Была служебная проверка, она ваши слова не подтвердила.
– А кто проводил? Замначальника вашего же следственного отдела, Выхухолева! Подтвердит она, ждите! Честь мундирчика защищает, вот и все. Ничего, будет и на нашей улице праздник, я в Главк письмишко отправил, они и поспрошают... Им-то Яичко по фигу! Ну, алкаш очередной, не они же за его воспитание отвечают. Вот Выхухолева и старается, небось Шлема ей установку дал...
– Кто?
– А, так вашего прокурора, Шлемазюка, на городском уровне называют.
– Вы очень много знаете, Дмитрий Семенович!
– А разве это плохо? Ученье – свет, а неученье – авария на АЭС...
– Значит, сотрясений мозга не было?
– Вы карточку мою из поликлиники запросили? Ну вот, там все и прочитаете. Что вы у меня-то выясняете?
– Так положено. Теперь еще вопрос – вы не возражаете пройти психиатрическую экспертизу?
– Ах вот оно что! – обрадовался Огнев. – Конечно, нет! С удовольствием!
– Вы можете отказаться, я насильно вас отправить не могу.
– Могли бы – я бы тут не сидел. Сейчас в руках дюжих санитаров бился бы, – трагическим голосом сказал Огнев. – Какое счастье, что я свидетель! Но я все равно согласен. Я ж понимаю, что если откажусь, так вы на пару с Воробейчиком будете глубокомысленно сомневаться в моей психической состоятельности и вообще перестанете на заявления отвечать. Не доставлю я вам такого удовольствия, всегда готов с людьми в белых халатах поговорить... Когда едем?
– Значит, вы не возражаете? – Султанов был явно разочарован.
– Ни на йоту. Так и запишите – через "и" краткое.
– Хорошо. Я договорюсь с экспертизой и вам позвоню...
– Да уж, будьте так любезны. Надеюсь, не в дверь, в сопровождении хмурых медбратьев со шприцем и смирительной рубашкой?

Аха Больше всего понравилось. Даже попыталась представить...

Неужели опять булки с маком виноваты?

Побуду, пожалуй, наглым флудером В конце концов, раздел для того и создан...

Данная тема давненько не обновлялась... Для того, чтоб отвлечься, решила закинуть сюда одну из любимых книг по одному из любимых сериалов

Зал туземных народов
Бостонский Музей естествознания
Три недели спустя
Тишина толстым слоем войлока лежала по темным углам. Иногда в ней что-то слабо шевелилось и оживляло полузабытые детские страхи и страшные россказни вечером у костра в лагере. Охранник, обходивший музей с фонариком в поисках заработавшихся сотрудников, был человеком пожилым и степенным, но и то время от времени ежился, слыша шорох в углу или краем глаза заметив метнувшуюся из-под витрины с экспонатами тень. Индеец, встретивший его в дверях неприязненным взглядом, словно укорявшим за незваное вторжение, оказался манекеном, но заставил-таки облиться холодным потом.
Душно, подумал дед, вытирая лоб. Странно, еще только начало весны, отапливается помещение плохо, почему же так душно? Где-то далеко по коридору еле слышно протопали чьи-то мягкие лапы.
– Мистер Хорнинг, вы еще не ушли? – воззвал охранник, чтобы хоть каким-нибудь звуком расшевелить вязкую тишину.
Мягкие лапы на миг замерли, а потом потопали дальше, не слишком торопясь, но и не мешкая. В тапках он, что ли, там ходит? Сэм рассказывал, что однажды они у себя долго ловили вора, который потом оказался практикантом, заснувшим во время дежурства и пробиравшимся назад с ботинками в руках, чтобы никого не побеспокоить. Кого бы он в морге побеспокоил, жмуриков, что ли?
Охранник представил, что бы он делал на месте Сэма. Присоединился бы к тем жмурикам с сердечным приступом, наверное. Надо же… вора они там ловили…
Охранник неуверенно покрутился на месте, попытавшись посветить фонариком во все стороны одновременно. На рабочем столе Крега Хорнинга бумаги были залиты какой-то темной жидкостью. Не то, чтобы совсем уж испачканы, а так – будто брызнули чернилами. У них же нет чернил, тупо подумал дед. Они, наверное, забыли, как те чернила выглядят…
– Мистер Хорнинг?
Охранник неловко шагнул в сторону от стола, и тут его правая нога, влипнув в лужу на полу, поскользнулась, и он чуть не упал. Ох ты, господи, не дай навернуться тут… Костей не соберешь. Зря он это. И про Сэмов морг, и про жмуриков, и про кости… Лужа тут еще какая-то… Подошва липла к полу. В душном воздухе висел смутно знакомый сладковатый запах. Очень неприятный запах. Запах, который он ни с чем не перепутал бы.
– Какого черта?
Да, конечно, он уже старый и не такой сильный, как раньше, но в Корее сержанта Тима Деккера наверняка еще помнят. Попробовали бы они забыть. Бывший сержант, которого давно уже не помнили ни в Корее, ни во Вьетнаме, отважно сделал еще один шаг, обливаясь потом и с ужасом понимая, что не ошибся, и запах именно тот, о котором он подумал, потом сделал еще один шаг. Кто-то еще был в темной комнате, кто-то следил за ним исподтишка, кто-то, кому наплевать было и на Корею, и на бывшего бравого сержанта. В луче фонаря блеснула еще одна лужа крови.
На этот раз размазанной, будто кого-то тащили по полу, а он сопротивлялся, цепляясь за вещи и разбрасывая их, потому что его все равно тащили.
Дед охнул и кинулся вон из помещения, подгоняемый древним ужасом, таращившимся на него из разбитого глиняного горшка на рабочем столе.

* * *

Полно полицейских машин. Полно народу. Все чем-то заняты. Тут творится ритуал. Каждый знает свое место в нем и свою роль. Нужно точно выбрать время для подачи голоса, иначе ритуал не сработает, и духи не будут довольны. Ноздри щекочет запах еще свежей крови. Лица присутствующих и их движения исполнены священного смысла. Посреди беспорядка на корточках сидит специальный агент Фокс Малдер и с интересом наблюдает, как снимают отпечатки пальцев с разбитого ящика. В ритуальных плясках он не участвует.
В соседней комнате Скалли почуявшим след фокстерьером наседает на доктора каких-то там наук:
– Откуда вы узнали, что здесь что-то произошло?
Глаза ее застыли серо-голубыми ледышками. Вся она – воплощение возмездия и правосудия. Рыжеволосая Немезида пяти футов ростом.
– Тим Деккер, один из наших охранников, позвонил мне, когда обнаружил кровь, – отбивается доктор. Взгляд у него тоже не блещет осмысленностью.
Фокс Малдер поднимается, переступает через подсыхающую на полу кровь и делает круг по комнате. Наития не происходит. Наверное, слишком рано. Призрак делает вторую попытку.
– Как вы заявили полиции, – Скалли тоже обладает ослиным упрямством и сдаваться не собирается (и чего она привязалась к бедолаге?), – вы считаете, что это убийство может быть актом политического терроризма…
– Я думаю, Крег Хорнинг был убит из-за проекта, над которым он работал, – заканчивает за нее доктор… ага, доктор Льютон.
Скалли вынимает из папки бумагу.
– То есть из-за "…раскопок на кладбище индейцев секона в Эквадоре"?
Немая сцена. Невыспавшийся доктор Льютон в изумлении смотрит на Скалли. Малдер с интересом оглядывается.
– Это письмо в Госдепартамент, – поясняет Скалли. – Оно касается этих самых индейцев секона. Они требуют, чтобы вы оставили в покое некий определенный экспонат.
– Да, урну амару…
То есть?
– …которая была спасена в прошлом месяце.
– Спасена?
– Да. – Льютон, кажется, садится на любимого конька. – Когда фирма "Петро-Эквадор" объявила о плане проведения нефтепровода через кладбище индейцев, мы с Карлом Рузвельтом организовали там раскопки.
Поподробнее, пожалуйста.
– Как я понимаю, Рузвельт исчез при обстоятельствах, напоминающих вчерашнее происшествие, – бросает Скалли.
Все это крайне напоминает пинг-понг – шарик влево, шарик вправо. У Скалли даже нос порозовел от усердия.
– Правительство Эквадора утверждает, что это было нападение хищного зверя, – парирует доктор Льютон.
– Но вы так не считаете.
– После того, что случилось сегодня ночью – ни в коем случае.
По лицу Малдера опять невозможно понять, о чем он думает. Больше всего похоже на "хорошо бы прилечь и поспать".
– Кто-нибудь угрожал смертью вашим сотрудникам? – продолжает нападать Скалли.
Безуспешно.
– Нет.
– А как же проклятие? – не выдерживает Малдер. Скалли комично поднимает брови, требуя объяснений, приходится пояснить. – Секона верят, что великое зло падет на головы тех, кто потревожит останки амару, что их пожрет дух ягуара.
Льютон явно чувствует себя не в своей тарелке и, словно нашкодивший школьник, прячет глаза от учителя. Так и хочется слегка встряхнуть его, чтобы из рукава выпала укрытая сигарета.
– Этот миф произвел впечатление на людей после того, как исчез доктор Рузвельт, – он словно извиняется. Малдер сухо бурчит под нос что-то похожее на "не сомневаюсь", и доктор Льютон воспринимает это как согласие. – К несчастью, кто-то использует этот миф, чтобы надавить на нас, чтобы напугать нас, чтобы заставить вернуть этот экспонат, чего я лично делать не собираюсь.
– А можно взглянуть на столь чудесный экспонат? – возбудился Малдер. Гладкие периоды речи доктора Льютона на него подействовали непредсказуемо.
Началось, вздохнула про себя Скалли. Своеобразное чувство юмора тут же подложило ей поросенка в виде светской беседы Призрака и амару: "Как поживаете? Не прохладно ли у нас? Когда собираетесь домой? Как дела на том свете, давненько я туда не заглядывал…". Чтобы не фыркнуть, пришлось традиционно разозлиться на нарушение инструкций напарником. Традиционно полегчало.
– Да, конечно. – Радуясь возможности спихнуть настырных федералов, Льютон воззвал:
– Мона!
Скалли глянула через плечо. Стоявшая неподалеку девочка, которую утешал кто-то из сотрудниц и которую Скалли первоначально приняла за чью-нибудь дочь, оказалась вполне взрослой студенткой с перепуганным круглым личиком и детской челкой. Челка лезла в не менее круглые глаза Моны и страшно мешала.
Словно пони, мотая челкой, Мона выкатила из кладовой стол с погребальной урной. Обычный большой горшок с орнаментом. Кусок его откололся, и в образовавшуюся брешь выглядывал череп. Странное дело: в разговор как будто вмешался еще один собеседник. Точнее, беседовали двое, третий вставлял реплики, а четвертая молча слушала, переводя с одного человека на другого темные провалы глазниц.
– Если бы меня выкопали через несколько тысяч лет, – не удержался Малдер, одобрительно разглядывая горшок, – то лично я был бы не против, чтобы любопытного кто-нибудь проклял.
– Не нужно было трогать кости, ничего бы не произошло. – У малышки Моны, оказывается, сильный низкий голос, никак не вяжущийся с курносым носом и драными штанами.
К тому же, девочка чуть ли не заикается от испуга. Перепуганный археолог? Мало костей она, что ли видела? С другой стороны, археологи редко сталкиваются со свежей кровью.
– Лежали бы себе в земле как лежали.
Малдер, похоже, согласен на сто процентов. Он, как всегда, не прочь поболтать о чем-нибудь подобном на досуге. И во время работы тоже, злорадно добавляет про себя Скалли. Чувство справедливости некоторое время зудит и все-таки заставляет поправиться, что не совсем ясно, когда у Призрака кончается работа и начинается досуг. Еще через пару секунд приходит мысль, что никогда.
– По-вашему, кости прокляты?
– Может быть…
"Ладно. Все это безумно интересно, – сморщила нос Скалли, – но о потустороннем, голуби, ворковать будете в свободное от вопросов время".
– Вы знали Крега Хорнинга?
Мона тут же пугается. Крепкие нервы у будущего нашей археологии. Можно сказать, что стальные. Или тефлоновые…
– Да, – залепетало будущее, – я помогала рассортировывать и заносить в каталог экспонаты из Эквадора. Я учусь в аспирантуре Бостонского университета.
– Его не предупреждали, случаем, что может произойти… нечто подобное?
– Кого, Крега? Нет, – и по собственному почину добавила:
– Крег был очень преданным человеком. Он только выполнял ту работу, о которой его просил доктор Льютон.
Взгляд круглых глаз был уперт в пол. Меж бровей то и дело появлялась озабоченная морщинка. Исполняется классический этюд. Шесть баллов – за старательность, три – за исполнение. Скалли чуть ли не чешется от желания познакомиться с той обезьяной, о которой так прилежно старается не думать Мона.
– И никаких особых чувств к экспонатам у него не было, – уронил Малдер сквозь дрему.
– Нет, – и вдруг проговорилась. – У Крега – нет.
"А у кого были?" – чуть было не спросила Скалли, но, опомнившись, сказала совсем другое:
– Вы в курсе письма протеста в Госдепартамент?
– Я в курсе нескольких писем протеста в Госдепартамент, – отозвалась Мона, пытаясь не смотреть одновременно на всех троих.
Получалось не смотреть только на Малдера, телеграфным столбом возвышающегося над всеми. Девчонку трясло от испуга. Скалли недоуменно огляделась по сторонам – вроде бы, бояться в помещении некого. Разве что древнего черепа, с которого день назад Мона непочтительно соскребала не менее древнюю грязь.
– Последнее письмо написал человек по имени Алонсо Билак, – поставила точку Скалли и стала ждать реакции, которая подтвердит ее предположение. Мона ее не обманула.
– Доктор Билак! – резко поправила аспирантка к вящему удовольствию Даны. – Он был координатором раскопок и связным с рабочими-секона.
– Он еще работает над проектом?
– Нет. Он уволился или его выгнал доктор Льютон. Смотря у кого вы спросите.
– А почему такие разночтения?
– Доктор Билак считает, – отчеканила Мона, и Скалли пришла к мысли, что не только Крег Хорнинг был здесь очень преданным человеком, – он считает, что секона имеют право сами решать судьбу останков своих предков.
Прущая во все стороны из девочки тревога понемногу стихает. Но тут от летаргического сна проснулся Малдер и щедро выплеснул цистерну масла в угаснувший было огонь:
– А вы случайно не знаете, где мы можем его найти?

* * *

"31 марта, воскресенье.
Вчерашней ночью приснился сон. Как будто мой дом полон странных зверей. Их было много, десятки, сотни, тысячи. Я проснулся, потому что один из них сидел у меня на груди, мешая дышать. Он увидел, что я смотрю на него, и зевнул прямо мне в лицо. У него была розовая пасть и острые белые клыки, с которых капала слюна. Потом он обнюхал меня и растворился во тьме. Я опять проснулся и понял, что все это происходило во сне, но тошнотворный запах свежей крови, исходивший из пасти зверя, чудился мне весь день".

* * *

Науаль не особенно осторожничал. Где-то здесь бродила собака, но он лишь смеялся над ней. Он удобно разлегся на ветке дерева и принялся ждать, когда из каменного сооружения выйдет добыча.
Сестра Той-Чье-Платье-Из-Змей снова требовала свежей пищи. Острые грани обсидиановых крыльев женщины-скорпиона затупились, и обида не была забыта. Науаль втянул и вновь выпустил когти, любуясь их остротой. Пробивавшийся сквозь тучи бледный свет ласкал пятнистую шкуру воина-охотника.
Наконец, кто-то вышел наружу, подошел и сел в дурно пахнущий металлический ящик на колесах. Науаль чуть не зашипел от обиды – он увлекся и пропустил добычу. Но сегодня ему везло. Ящик никуда не убежал, а двуногий выругался, вылез и стал копаться в недрах его, подсвечивая себе маленькой луной. Науаль собрался в тугой комок, радуясь своей силе, и бесшумно и точно прыгнул вниз, на добычу.
Крепкие челюсти сомкнулись на шее жертвы. Жертва была сильна, она сдалась не сразу. Она боролась, и это радовало науаля. Нет ни чести, ни удовольствия в том, чтобы охотиться на слабого. Но следовало торопиться… Сильным коротким движением науаль сломал добыче шею.
Воин-охотник поднял испачканную кровью морду к выглянувшей из вуали ночных облаков Койольшауки и улыбнулся.

* * *

Деловито-ритуальная суета возле музея становится почти привычной. Машина доктора Льютона напоминала неаккуратно вскрытую консервную банку. Скалли, брезгливо морща нос, выудила оттуда за хвост половинку крысы и сунула в ловко подставленный пластиковый пакет для вещественных доказательств.
– Налепите наклейку.
– И что я там напишу? – с интересом спросил здоровенный глянцево-черный негр, по цвету почти сливающийся с полицейской патрульной униформой.
– Частично сохранившаяся крыса, – продиктовала Скалли, стаскивая с рук перчатки.
Оставив копа разглядывать малоприятную на вид улику, Дана откочевала к стоящей в стороне Моне. Девушка зябко куталась в красную куртку, но была гораздо спокойнее, чем во время прошлой встречи. Ко всему можно привыкнуть. К ноге Моны сиротливо жалась лохматая рыжая псина.
– Простите, можно я с вами поговорю?
Мона охотно идет следом за Скалли. Она, действительно, уже далеко не на том градусе тревоги, но до полного штиля тут еще очень далеко.
– Вчера вы ночью работали здесь, когда убили доктора Льютона. – Это не вопрос, это вводное утверждение, но, тем не менее, малышка Мона с готовностью кивает:
– Да, он заходил ко мне перед уходом.
Кстати, малышка Мона не такая уж малышка, она даже немного выше Скалли, у которой немедленно развивается чувство несправедливого отношения к ней, Дане, со стороны мироздания. Но на мироздание обижаться сейчас некогда, так что лишь тон вопросов становится придирчивее, а взгляд внимательнее.
– Вы не замечали чего-нибудь необычного в его поведении? Что-нибудь странное? Может быть, он нервничал по какому-нибудь поводу?
Браво, Скалли. Из всех тупых вопросов ты сумела выбрать самый распространенный. Еще ни один свидетель не отвечал на них положительно. Если Мона сейчас ответит "да", ты будешь первой, кто изумится и не поверит.
– Нет, – не разочаровывает ее Мона, пожимая плечами. – Совершенно ничего.
Нет, определенно, вчера она была гораздо более дерганая. Что-то она узнала такое, что ее немного успокоило.
– Он говорил что-нибудь про доктора Билака?
Взгляд Моны мечется из стороны в сторону из-под длинной челки, потом девушка поспешно качает головой.
– Нет, ничего.
Но морщинка занимает привычное место между бровей. Теплее. Еще теплее. Скоро станет совсем горячо. Это когда мы труп найдем, осадила лошадей Скалли, не спускавшая с Моны глаз.
– Вы не представляете, когда они могли говорить в последний раз?
– Я не знаю… честно…
Скалли кивает, больше сама себе, нежели собеседнице, и принимается рыться в кармане.
– Вот моя визитка, – произносит она еще одну хрестоматийную фразу. – Звоните, если что вспомните.
Тем временем Малдер в компании полицейских бродил по окрестным лесам. Лес был скромный, размером с парк, но запущенный и непролазный из-за густого подлеска и колючего кустарника. Впрочем, сейчас, по весне, он был насквозь прозрачный, и не совсем было понятно, как тут можно спрятать тело. Разве что засунуть в какой-нибудь неожиданный овражек. Но ни оврагов, ни низин пока не попадалось, и все мероприятие больше походило на прогулку. Малдер отстал от весело переговаривающихся копов.
Хотелось сидеть на солнечной поляне под березой, жмурясь от яркого света, а не лазать по грязи в поисках пропавшего трупа. Сверху за Малдером наблюдали, но он этого не знал. Наблюдатель негромко сопел в густые усы и прижимал уши, недовольный вторжением в свои владения.
– Малдер! – этот сипловатый мальчишеский голос мог принадлежать только одному человеку.
Точно. Сквозь кусты колобком катилась Скалли, взмокшая в теплом пальто. Рыжие волосы солнечным зайчиком светились между ветками молодых деревьев.
Наблюдатель, фырча, поволок охотничий трофей, но тот зацепился за сучок почти над головами у людей. Шипя от досады, охотник обмотал добычу вокруг ветки. Если двуногим придет в голову покуситься на нее, они будут вынуждены хорошенько потрудиться.
– Ну, как? Труп не нашли? – без особого вдохновения поинтересовался Малдер, не подозревающий о возне сверху.
– Нет, – Скалли чуть было не помотала головой, как малышка Мона, но вовремя спохватилась. – Перерыли всю территорию музея. А ты нашел здесь что-нибудь?
Пришла очередь Фокса мотать головой:
– Нет. Но если доктора Льютона и притащили сюда, это будет очень сложно определить. Похоже, всю ночь шел сильный дождь.
– Ну, по крайней мере, установили, что он открывал капот, и еще нашли фонарик возле машины, – сообщила Скалли. – Похоже, что он проверял двигатель, когда на него напали.
Почему-то эта информация повергла Призрака в очередной приступ разглядывания горизонта – очень интересную, по его мнению, линию, соединяющую земную твердь и небеса.
– Может быть, кто-то хотел, чтобы машина не завелась? – наконец предположил он, вернувшись к жизни через несколько секунд.
– Я так не думаю, Малдер.
– Почему?
– Мы нашли там улики…
Богатое воображение вот, что меня погубит, решила развеселившаяся при воспоминании об "уликах" Скалли:
– По крайней мере, два расчлененных крысиных трупа в двигателе.
– Крысы? – скривился Фокс.
– У музея всегда была проблема с крысами, – пожала плечами Скалли. – Наверное, крысы залезли в теплый двигатель погреться.
– Уй…
На этот раз любой мог спокойно и недвусмысленно распознать выражение лица Фокса Малдера. То ли у него тоже было богатое воображение, и он представил обмазанный шерстью и кровью двигатель. То ли просто не любил крыс.
Скалли бросилась вдогонку за бредущим куда-то вдаль напарником.
– Знаешь что, Малдер? В этих смертях что-то не сходится…
Фокс без удивления мотнул головой:
– Как примерно ты оцениваешь время смерти?
– Где-то между девятью тридцатью и полуночью, когда охранник обнаружил кровь…
Высокие каблуки заскользили по грязному склону. Пришлось поднажать, чтобы догнать Призрака, который как раз кивнул, не заметив неожиданного исчезновения Скалли из поля зрения.
– Примерно во столько же, что и в случае с Крегом Хорнингом, – сообщил в пространство Малдер.
Ну и что?
– А какая связь? – теперь длинные полы пальто Скалли запутались в кустах, зацепившись за колючки.
– Не знаю, – честно отозвался Малдер.
– Думаю, Мона Вустнер может что-то знать, – Дана с победой вышла из схватки с шиповником.
– Почему?
– Ну, она вроде как нервничала, когда я спросила ее про Билака. Может, она пытается его защитить?
В этот момент Малдеру приспичило опуститься на корточки и переворошить толстый слой прошлогодних листьев. Поэтому ему пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на Скалли – наверное, впервые за все время их знакомства. И тут что-то мокрое и холодное капнуло ему на лицо.
– Это что, дождь опять пошел?
Очень уместное замечание, учитывая, что с самого утра все вокруг просто тонет в ярком солнечном свете. Малдеру захотелось посмотреть наверх, что это за дождь такой с ясного неба, но особого энтузиазма он почему-то не испытал.
Скалли протянула руку и стерла темно-красные капли с его скулы.
– Да нет, Малдер, – медленно сказала она, показывая напарнику испачканные пальцы, – не похоже.
Малдер подскочил, мазнув ладонью по скуле. Оба агента разом задрали головы. Прямо над ними на ветку березы был намотан приличный кусок окровавленного кишечника.
– Это еще что за чертовщина? – удивился Малдер, яростно растирая щеку ладонью.

* * *

Мона торопливо поднялась по щербатым высоким ступенькам, напоминающим об индейских пирамидах. Решимость таяла по мере приближения к двери. Стук получился совсем уж робким, и Мона постучала еще, и еще, в перерыве попытавшись заглянуть внутрь через темное стекло дверного окошка. За стеклом было темно и тихо. Мона нажала на дверную ручку, и дверь, уступив, приоткрылась. Собравшись с силами, девушка сунула в щель голову.
– Лонни?
Из щели потянуло запахом незнакомых трав и влажным спертым воздухом. Камин не освещал комнату, лишь рассеивал по ней красноватый полумрак.
– Лонни!
Жалюзи на окнах были опущены, и Мона удивилась, потому что Лонни никогда не трогал их, он не любил тени. Она протянула руку, чтобы впустить в комнату немного дневного света.
– Не надо, – сказал у нее за спиной незнакомый голос.
– Лонни…
Полумрак сгустился в человеческую фигуру. Мона приготовилась удариться в бега, но призрак сделал еще один шаг, и она узнала хозяина дома.
Ввалившиеся щеки доктора Билака покрывала давно небритая щетина. Волосы прилипли к мокрому лбу.
– Я пришла сказать тебе…
Он не реагирует. Стоит, пошатываясь, как слишком рано вставший с постели больной.
– …доктор Льютон мертв.
Никакой реакции, если не считать странных движений губами, как будто он пытается то ли что-то беззвучно сказать, то ли сглотнуть липкий ком в горле.
– Ты слышал, что я сказала?
Билак все-таки предпринимает попытку вырваться из паутины дурмана.
– Доктор Льютон мертв, – послушно повторяет он вслед за Моной.
– Прошу тебя, – наседает девушка, – поговори со мной, а то ты начинаешь меня пугать.
– Я тебе говорил, чтобы ты не приходила сюда. – Злость приносит обманную победу, но невидимый паук плотно соткал свою сеть.
– Почему? – Мона делает шаг вперед. Билак молчит, пошатываясь и не глядя на гостью.
– Что с тобой такое?
Билак молчит. Он опять пытается что-то сказать, но лишь сглатывает рвоту. Он даже не потный – мокрый с головы до ног, будто на него выплеснули ведро воды.
– С тех пор, как ты вернулся из Эквадора, ты ведешь себя, как будто… будто… – с речью у Моны тоже все хорошо, только ее противник – слезы. – …будто ты чужой! Как будто ты – это не ты.
Билак спокоен, как мертвец.
– Кровь должна остановиться, – изрекает он равнодушно. Ему плохо, ему хочется лечь, забиться в самый дальний уголок кровати, натянув на голову одеяло, чтобы отгородиться от назойливой глупой девчонки и от второго непрошеного гостя, не спускающего с него пустых глазниц. В углу кто-то невнятно бормочет и ворочается. Оттуда явственно тянет запахом гнили.
– Ты что-то знаешь про все это?
Мона не сдается. Ей приспичило прорвать его оборону, и значит, она будет долбить и долбить без устали.
Билак вновь несколько раз открывает и закрывает рот. Потом:
– Ты все равно не поймешь.
– Ну так помоги мне понять!
Она делает еще один шаг вперед и замечает на столе плошку с желтовато-зеленой вязкой жидкостью, пахнущей травой и напоминающей кисель.
– Мне-то ты можешь рассказать…
Но растерянный взгляд выдает ее. Кажется, ей не настолько хочется знать подробности, как она думала раньше.
– Ты же знаешь меня.
Доктор Билак упорно смотрит в сторону. Точнее, он смотрит на плошку. Как будто в комнате есть кто-то еще, кто не может видеть, но слышит каждое слово. Мона тоже бросает на плошку испуганный взгляд.
– Что это?
И получает почти с вызовом:
– Лоза духов.
– Йахе? – с ужасом выдыхает Мона. – Ты пьешь йахе? Эту гадость?
Не так уж слаб оказался Алонсо Билак, сумел все-таки отобрать у Моны плошку, которой она собиралась запустить в камин. Моне очень хочется плакать.
– Лонни, ты больной…
Того, кто обернулся на ее голос, она не узнает. Словно кто-то другой смотрит сейчас на нее – равнодушно, спокойно.
– Тебе нужна помощь…
Незнакомец делает к ней шаг. Мона пятится.
– Неужели ты не понимаешь, что происходит? – из последних сил лепечет она. – Неужели ты не понимаешь, что ты с собой творишь?
Ее обрывают коротким повелительным жестом. Голос застревает в гортани, язык немеет и не поворачивается.
– Иди, – приказывает стоящий перед ней незнакомец.
Мона продышалась:
– Дай мне помочь тебе…
Но в ответ – почти звериный вопль:
– Говорю тебе: убирайся!

* * *

"1 апреля, понедельник.
Приходит амару и садится напротив меня. На этот раз она поет и шуршит листьями, что разбросаны вокруг меня. Голос ее так чист, так мелодичен, так звучен. Она поет колыбельную, предназначенную только для меня. Я так счастлив, что начинаю плакать, горько плакать. Печален ли я? Нет. Чувствую ли я печаль? Да. Я оплакиваю того, кто был так испуган, кто так упрямо боролся, я сочувствую ему, мне жаль его, я плачу. Я слышу песню, я плыву, мелодия ее качает меня…".

* * *

Кровавый след привел его в туалетную комнату. Пять кабинок налево, пять направо, несколько рукомойников, зеркала. Кафельный пол. Табличка "Только для персонала музея" на двери. И все это вымазано в крови. Кровь повсюду, даже на потолке.
Малдер опустил пистолет и огляделся еще раз. Рассеянно попытался вспомнить, сколько литров крови в одном человеке, прикинул, не из шланга ли поливали все вокруг.
В углу кто-то зашевелился. Призрак вновь поднял пистолет, осторожно подошел поближе. Кто-то корчился на полу в самой крайней кабинке в правом ряду. Не то, чтобы Малдер не ожидал встретить здесь именно этого человека, наверное, его удивило занятие подозреваемого. А, может, и нет. Мало ли чем может заняться сумасшедший человек на досуге? Почему бы ему не поплакать немного?
– Что вы здесь делаете?
Доктор Билак молчал. Его трясло.
– Я спросил: что ты здесь делаешь?
Алонсо Билак поднял грязное заплаканное лицо. И тут же отвел взгляд.
– Она… она мертва, – горестно выдохнул он.

* * *

– Где она? – сухо спросила Скалли.
– Не знаю…
Дело происходит уже не в полутемном туалете, а в кабинете директора музея. Малдер сидит на столе и, не спуская глаз с остальных, делает вид, что не принимает участия в разговоре. Скалли стоит перед доктором Билаком и пытается допрашивать подозреваемого. Доктор Билак раскачивается вперед-назад, точно слабоумный, и ему очень плохо.
– Вы сказали агенту Малдеру, что Мона мертва, и даже не знаете, где ее тело?
– Я ее не убивал…
– Тогда почему на вашей одежде кровь?
– Я уже говорил… Я пришел сюда, потому что амару нельзя задобрить…
Сзади беспокойно завозился Малдер.
– Я боялся за Мону…
Малдер слез со стола, прошелся по комнате. Даже раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но посмотрел на Скалли и передумал.
– Я пытался удержать ее, – доктор Билак поднял голову. Покрасневшие воспаленные веки, засохшая кровь; он был похож на вампира. – Не впутывать ее… Она была не виновата…
Скалли это заявление не вдохновило. Зато изнывавший у нее за спиной Малдер, судя по всему, получил из одному ему известных источников подтверждение каким-то своим мыслям и выводам.
– Она сказала, что ей страшно, – холодно проговорила Скалли. – Она сказала, что вы чуть не набросились на нее.
– Она не хотела слушать меня, – пожаловался Билак.
– А может быть, вы наглотались "йахе"? – Скалли нагнулась к Билаку. – Нет ведь никакого проклятия, доктор Билак, ведь так? Есть только вы. Вы сами.
– Проклятие гораздо могущественнее, чем кто-либо из людей. – Алонсо Билак как будто не слышал ее.
Призрак сокрушенно покачал головой. Но Дану было уже не остановить. Поэтому Малдер вышел из кабинета, понадеявшись, что там все обойдется без жертв и разрушений.
– На дух амару наручники не наденешь…
Малдер аккуратно прикрыл за собой дверь, но ледяной голос напарницы был слышен и в коридоре:
– Хорошо. Я спрашиваю вас еще раз, доктор Билак. Где находится тело Моны Вустнер?
Призрак возвышался посреди туалетной комнаты и рассеянно смотрел на зеркала. То ли пытался предсказывать будущее по кровавым подтекам на них, то ли, подобно кэрролловской Алисе, хотел попасть в Зазеркалье. На самом деле он просто ждал, когда мимо по коридору промчится напарница.
Грохот. Это дверь кабинета. "И не выпускайте его оттуда, пока не обыщут весь музей". Это Скалли дает указания полицейским. В дверном проеме метнулось пламя ее волос.
– Эй, Скалли! Подойди-ка сюда на секундочку.
Дана с разгона проскочила мимо дверей, поэтому Фоксу пришлось ждать, когда она вернется.
– Мне вот только что пришло в голову, – задумчиво разглядывая пол, сообщил Малдер. – Почему здесь так много воды?
Скалли тут же чуть было не поскользнулась в луже.
– Может, один из туалетов засорился, нет? – не слишком уверенно предположила она.
Малдер неторопливо прогулялся вдоль кабинок, толкая по дороге дверцы:
– Тут везде вода… Что, все туалеты разом засорились? Почему?
Скалли пожала плечами:
– Есть лишь один способ проверить.
И прикусила язык, сообразив, что ей могут напомнить о наказуемости инициативы, но Малдер уже морщил нос:
– Уй, как мне все это не нравится…
Он подцепил крышку одного из унитазов:
– Крысы.
Потом проделал ту же операцию со всеми стульчаками.
– Крысы в каждом туалете, – доложил он, появляясь из очередной кабинки.
– А как они туда попали? – глуповато удивилась Скалли. Опыт подсказывал, что если напарник обратил на этих крыс внимание, то ей тоже следует подумать о том, что "это ж-ж-ж неспроста".
Малдер только собрался выдвинуть теорию, как его перебили.
– Агент Малдер! – К ним подошел музейный охранник. – Полиция что-то нашла на улице
– Мону Вустнер? – всполошилась Скалли.
– Нет. Конфета. Ее пса.
– Ну вот, – облегченно вздохнул Малдер, – наконец-то у нас есть хоть одно тело.

* * *

– И что у нас тут?
Патологоанатом был кругл, коренаст и обстоятелен до занудливости. Бодро поблескивая очками, он содрал с рук резиновые перчатки и продемонстрировал агентам "улов", разложенный на столе.
– Хотелось бы услышать мнение токсиколога, – доверительно сказал он, – но, похоже, что мы имеем дело с отравлением крысиным ядом.
– Пес отравился крысиным ядом? – не поверил Малдер.
– Не совсем, – патологоанатом заговорщицки поманил его к одной из кювет. – У него в желудке я нашел остаток кишечника. И принадлежит этот кишечник, кажется, кошке.
– Собака задрала кошку, – кивнула Скалли, не питавшая особой склонности к кошачьему племени, в основном, из-за сильной аллергии на их шерсть. То есть не то, чтобы очень не любила, просто старалась держаться как можно дальше и не одобряла некоторые особенности поведения.
– А еще я нашел что-то очень похожее на крысиный мех, – добавил патологоанатом, подождал немного, но, поскольку реакции не последовало, подсказал: – Это крыса съела яд.
– А кошка пообедала крысой, – подхватила Скалли.
– А собака пообедала кошкой, – победно завершил Малдер. – Вот тебе и еще крысы, Скалли.
"Вот тебе и вся история, Малдер. Жаль собачку, конечно, но незачем было жрать что попало".
– Тебе не кажется, что это существенно? – Малдер ухватил напарницу за локоть и уволок подальше от патологоанатома, который тут же потерял к ним интерес и принялся собирать свое хозяйство.
– Что именно? – Скалли старательно освобождала руку от цепких пальцев напарника, правда, без особых успехов.
– Крысы в машине доктора Льютона. Крысы в туалете, из которого таинственно исчезла Мона, оставив лужи крови. Не слишком ли много здесь крыс?
– Это старое здание, – терпеливо объяснила Скалли. – В старых зданиях всегда проблемы с крысами. Просто их здесь очень много.
Малдер, будешь настаивать, и мое ангельское терпение сейчас лопнет! И кстати, может, отпустишь?
– Во что верят индейцы секона? – Призрак, судя по всему, все же решил рискнуть здоровьем.
А я почем знаю? Отпусти меня, кому сказали…
– В то, что дух ягуара пожрет всякого, кто потревожит погребение святой женщины, – наставительно ответил сам себе Призрак, потому что Скалли упрямо молчала. – Живая душа переселяется в другое тело во время церемонии, когда индейцы пьют эту… ну как ее?
– Йахе, – кротко подсказала Скалли.
– Вот-вот. Чтобы созвать духов.
– И что? Ты хочешь сказать, что кто-то вселился в крысу, и она взяла да загрызла Льютона?
– Нет. Я хочу сказать, что эти крысы пытались от кого-то сбежать.
"Сейчас я его стукну", – не без удовлетворения подумала Скалли.
– И это заставило их нырять в туалет?
– Да нет. Вспомни, все крышки были опущены. – Малдер для убедительности махнул рукой в сторону предполагаемого расположения туалетной комнаты. Скалли из въедливости хотела было сказать, что он ошибся ровно на сто восемьдесят градусов, но ей не дали и слова вставить. – Крысы не ныряли в туалет, они лезли изнутри. Они пытались от кого-то спастись.
Скалли живо представила, как по лабиринту музейных переходов бродит огромная кошка с глазами скорпиона и мягко топочет большими лапами, а лунный свет серебрит ее пятнистую шкуру. Когда воображаемая кошка широко раскрыла розовую пасть, утробно мяукнула, а потом принялась точить когти об угол витрины, Скалли стало холодно до дрожи. На месте крысы она непременно сиганула даже в туалет, если бы это был единственный путь к спасению.
Привычным сарказмом, словно щитом, она прикрылась от незнакомых сил:
– Малдер, ты что, тоже выпил йахе?
Судя по выражению его лица, Фокс Малдер тоже думал о прогуливающемся при луне ягуаре:
– Скалли, – попросил он чуть ли не жалобно, – попробуй обдумать и эту версию, ладно?
Час от часу не легче. Не успели потерять возможного свидетеля, как пропал еще и подозреваемый. Скалли свирепо сверлила взглядом обоих полицейских по очереди. Малдер рыскал по кабинету.
– Вы отходили от двери? – рявкнула Дана на слуг правопорядка. – Хотя бы на минуту?
– Нет, с-сэ… мэм.
– И сюда никто не входил?
– Нет… мэм.
Из-за стеллажей вынырнул Фокс Малдер с обескураживающей улыбкой и не менее потрясающим вопросом на устах:
– Господа, а крыс вы тут не видели?
– ??? – полицейские хором.
– Их тут полно, – вывел сольную партию Тим Деккер, охранник музея, затертый широкими спинами полицейских и только сейчас выбравшийся из-за них. – Все время их видим.
– Как они сюда попадают?
– Через старую систему обогрева. Вентиляционные отверстия. Паровые туннели, вдруг вспомнил Малдер. Это же старое здание. Ну конечно.
– А другие окна и двери тут есть? – внесла свою лепту Скалли. Она еще не окончательно сдала позиции, но привыкла верить собственным глазам. Глаза утверждали, что Билак исчез из запертого и охраняемого помещения.
И, судя по тому, что из-под стола только что вылез Фокс Малдер, там доктор Билак не прячется. Больше в кабинете прятаться было негде.
– Только эта дверь, – охранник ткнул пальцем.
– И вы ничего не слышали? – Скалли вновь развернулась к полицейским, тон ее голоса резко пошел наверх. Полицейские, как по команде, поежились.
– Абсолютно ничего, с-сэ… мэм.
Малдер еще раз обшарил комнату. Варианта два: либо доктор Билак превратился в летучую мышь и висит под притолокой у них над головами, либо в змею – и ищи его по тем туннелям… Малдер задрал голову. Под потолком никого не было. Фокс вздохнул и принялся осматривать стены у пола.
– Обыщите все здание, – распорядилась Скалли, встревожено наблюдая за действиями напарника. – Все комнаты и помещения.
– Есть… мэм, – в один голос отозвались полицейские вместе с охранником, одинаково не уверенные, удастся ли ему справиться к концу этой недели.
Малдер отыскал небольшой старинный столик и копался под ним. Чем-то ему не понравился там пол.
– Эй, Скалли! – весело позвал он. – Иди посмотри.
Столик скрывал лаз в стене – отверстие достаточно большое, чтобы пролез человек. Паркет здесь был поцарапан, столик явно толкали туда-обратно, хотя Скалли на миг показалось, что это следы от когтей.
– Куда он ведет? – Скалли решительно сделала вид, что никаких царапин не видит.
– В паровые туннели, – охранник через ее плечо наблюдал возню Малдера. Фокс, кажется, наладился пролезть в лаз.
– А как туда попасть? – пропыхтел он. Лаз был не слишком широк и крайне неудобно расположен.
– А никак. Они все заперты. – Охранник уже никуда не спешил, ему очень хотелось узнать, сумеет агент ФБР одолеть узкий лаз или нет. – Ими не пользовались лет пятьдесят.
Скалли с сомнением посмотрела на Малдера. Она склонялась к мысли, что напарник все же застрянет в дыре.
– Билак заполз туда? – недоверчиво спросила она.
– Ну да, – Малдер потрогал стену, скорчил недовольную мину и продемонстрировал испачканные кровью пальцы. – Или его туда затащили. Дай, пожалуйста, твой носовой платок.